Философия пророчества.

V.

Во французских газетных статьях (см. «Gazette de France» от 15-го июня 1805 г.), опубликованных год спустя после смерти Иммануила Канта, никогда не выезжавшего из Кенигсберга, но своею мыслью объявшего проблемы, интересующие человечество на всех точках земного шара и во все времена, утверждалась незначительность кантовской философии. Газеты рассказывали, что во Франции Канта считают безумцем и иллюминатом: «Это - человек, осужденный слыть известностью в пределах Германии, но никогда - во всей Европе.»

Тем не менее, Кант не только для Германии, но и для всей Европы установил, что все, познаваемое нами чувственным путем, мы познаем во времени и в пространстве и что вне времени и пространства мы при помощи органов чувств ничего познать не можем.

Главное же он установил, что протяженность в пространстве и бытие во времени не есть свойства вещей, принадлежащие им. В действительности, вне нашего чувственного познания, вещи существуют вне времени и пространства. Воспринимая вещи и явления чувствами, мы этим самым налагаем на них условия времени и пространства, как принадлежащую нам форму представления. Мир, пока мы не познаем его, не имеет протяжения в пространстве и бытия во времени.

Но, не занимая известной части пространства и не существуя известное время, вещи для нас вовсе не существуют. Вещь без идеи пространства ничем не будет отличаться от другой вещи, - будет сливаться с ней. Без идеи времени, все для нас произойдет как бы сразу, и мы не будем в состоянии разобраться в бесконечном разнообразии одного момента, если мы не расчленим его на прошлое, настоящее и будущее.

Мы не можем образно представить себе мир - землю, море, животных, людей, деревья - вне категорий пространства и времени. Когда же мы мыслим, например, «человека», не представляя себе определенное лицо, то этим самым мы образуем существо вне реального мира времени и пространства, но существующее в нашей душе и относящееся ко всем людям во всем мире и во все времена. Представления нашей души облечены в форму времени и пространства, но наша мысль - понятия - выходит уже из пределов времени и пространства.

Что такое пространство?

В настоящем мы определяем пространство как бесконечную протяженность по всем направлениям. Оно для нас измеряется только в трех независимых друг от друга направлениях: в длину, ширину и высоту. В нашем пространстве мы знаем только три независимых направления - три прямых угла, образующих три перпендикуляра. Мы также называем пространство бесконечной протяженностью, а так как первое условие бесконечности это - бесконечность по всем направлениям, поэтому мы и должны предположить бесконечное число линий, перпендикулярных и не параллельных одна другой, из которых мы знаем только три.

 

Наша наука о пространстве - геометрия - рассматривает линию, как след от движения точки; поверхность, как след от движения линии, а тело, как след от движения поверхности. На основании этого мы задаем вопрос: нельзя ли рассматривать след от движения тела трех измерений, как «тело четырех измерений»? При этом, направление движения по четвертому измерению должно лежать вне направлений, которые возможны в пространстве трех измерений.

Это движение происходит.

Мы знаем, что всякое движение в пространстве сопровождается движением во времени и что даже в состоянии абсолютного покоя все вещи и весь мир движутся во времени.

Что такое великая загадка времени?

Действительность течет непрерывно и постоянно. Для того, чтобы быть в состоянии воспринимать ее, мы вынуждены расчленять непрерывную действительность на отдельные моменты. То, что мы видим

непосредственно в один из ближайших, беспрерывно ускользающих от нас моментов, мы называем настоящим; то, что мы видели, а теперь не видим - прошедшим, а чего не видим, но что может наступить или же не совершиться - будущим.

 

Обыкновенно полагают, что прошедшего уже нет, Оно прошло, исчезло. Будущего тоже нет: оно еще не пришло, не образовалось. Никогда мы не можем уловить настоящего. То, что мы уловили, всегда уже стало прошедшим. Настоящим временем мы называем момент перехода явления или вещи из будущего в прошедшее, т. е. момент перехода из одного небытия в другое, ибо краткий момент настоящего не имеет измерения. Это - только фикция.

Таким образом, после анализа обычных взглядов на время, мы можем с полным правом сказать, что настоящего вообще не существует. Но если прошедшего уже нет, будущее не наступило, а настоящее - только фикция, мы приходим к полному абсурду. Мир вообще не существует. Следовательно, в нашем обычном отношении ко времени есть какая то ошибка.

Это есть ошибка чувственного восприятия. Наша же мысль, не связанная с чувственной. иллюзией, может увидеть прошедшее, настоящее и нередко будущее, лежащими на одной плоскости. Мысль может опередить путешественника: увидеть духовным взором город, в который едет и, обернувшись к своей памяти, увидеть башни того города, откуда он выехал. Мысль может подняться над плоскостью времени и увидать сзади колыбель свою, а впереди могилу; увидать - осенью - одновременно распускающиеся почки весны и голые, покрытые снегом ветви деревьев зимнего пейзажа.

Мыслью же мы, в данной проблеме, видим, что прошедшее и будущее не могут не существовать, потому что если- они не существуют, то не существует и настоящее. Противопоставленное, как единственно реальное

- «иллюзии» прошедшего и будущего времени, настоящее само теряет свою реальность. Непременно, прошедшее и будущее где то существуют, только мы их не видим глазами и не ощущаем остальными органами чувств. (В этом заключалась сущность идеи философа древности - Парменида - о неизменности всего существующего).

 

Мы должны признать, что прошедшее, настоящее и будущее ничем не отличаются друг от друга, что время нужно себе представить как беспрерывное настоящее, которое мы не видим, потому что ощущаем только маленький кусочек настоящего, отрицая реальное существование за всеми остальными временами.

 

* * *

 

Временем мы также называем расстояние, разделяющее события в порядке их последовательности и связывающее их в различные явления. Это расстояние лежит по направлению, не заключающемуся в трехмерном пространстве. Если мыслить это направление пространственно, то это будет четвертым измерением пространства.

В то же время мы можем считать у времени два измерения, а не одно. Линия первого измерения идет в порядке последовательности явлений через прежде, теперь и после. Линия второго измерения идет по плоскости одновременных явлений в пространстве: теперь, теперь, теперь.

Представьте себе, что в этот момент стрелка часов показывает 6 часов вечера. Везде одновременно что то происходит. Во всем мире этот момент есть теперь и лежит как бы на одной плоскости. Таким образом второе измерение времени лежит в пространстве.

Из этого мы можем вывести заключение, что время по своим свойствам тождественно с пространством и обратно. Это значит, что, как в пространстве не могут внезапно вырасти, а должны заранее существовать вещи, которые вдруг предстают перед нашими глазами, так и во времени события существуют прежде, чем мы к ним прикоснулись нашими органами чувств, и остаются существовать после того, как мы отошли от них. Протяженность во времени имеет также свойства протяженности по неизвестному нам пространству, а не есть только расстояние, отделяющее одно событие от другого.

Таким образом, пространство можно рассматривать, как второе измерение времени, а время, как четвертое измерение пространства.

О времени можно говорить, как о пространственном понятии, и тогда только нам становится более понятными явления пророчества. Человек, поднимаясь на аэроплане, начинает видеть одновременно много вещей, которые для него на земле разделены временем, как, например, катастрофу от движения навстречу друг другу с предельной скоростью двух поездов; приближение скрывающегося за горами и еще невидимого с равнины неприятельского отряда и т. д. Момент времени в данном случае расширяется, включая в себе настоящее, прошедшее и будущее. Нашим чувством времени мы, таким образом, смутно ощущаем новые свойства пространства, выходящие из области трех измерений.

Таким образом, мы можем рассматривать вселенную, как четырехмерный мир, который по свойствам нашего восприятия, мы видим только в его разрезе, как трехмерную вселенную. Четырехмерный мир есть бесконечное число моментов, рядом существующих из жизни трехмерного мира, его состояний и положений, точно как трагедия или комедия, разыгрывающаяся в течение известного времени на экране кинематографа, существует пространственно и одновременно в трехмерной протяженности кинематографического аппарата и в отдельных снимках фильмовой пленки.

В фильме время, нужное для снимания сцен, стало пространством фильмовой пленки, которая, в свою очередь, превращается во время, необходимое для демонстрирования фильмы на экране.

Время и пространство - чувственная иллюзия одного и того же порядка, и от ширины и глубины нашего сознания зависит взаимное их превращение одного в другое: то, что разделено во времени, раскрывается перед нашим удивленным взором в явлении пророчества; то, что разделено пространством, появляется перед нами в видениях, совершенно совпадающих с событиями, разыгрывающимися в этот же момент далеко от нашего чувственного восприятия. Это происходит при исключительных обстоятельствах, когда наше или близкое нам по духу сознание находится на пороге радикального перерождения. Наполеон (Bourienne. Memoires. Paris 1829. Томе III, стр. 225), в интимном кругу, однажды свидетельствовал об этом «глубоким голосом», как повествует его секретарь.

«Когда смерть - говорит Наполеон - уносит дорогое нам существо, находящееся далеко от нас, предчувствие почти всегда извещает нас об этом, и в момент смерти умирающий появляется перед нашими глазами». В научной литературе накопилось большое количество свидетельств, подтверждающих это утверждение Наполеона. О подобном же явлении свидетельствуют своими подписями участники события, запротоколированного мною в Риге - 11-ого января 1928 года. (Оригинал этого документа хранится у меня).

«1-ого марта 1915-ого года - говорится в этом документе - в 7 часов вечера, к великому сожалению, умерла моя жена Фаня Шейнессон, (Ул. Кришьяна Барона N 7).

Об этом печальном событии было сообщено по телеграфу всем отсутствующим детям, за исключением одного сына, Нафтали, переехавшего в это время в Тулу и адрес которого еще не был нам известен. (В настоящее время он живет в Берлине Mohren Str. 53.). Естественно я пожалел об его вынужденном отсутствии на похоронах. Велико же было мое удивление, когда к моменту похорон он оказался дома. Я спросил своего сына, как он узнал об этом несчастье, если ему об этом нельзя было телеграфировать. Он рассказал:

В 7 часов вечера 1-ого марта, в день и в час, в точности совпадавший с днем и часом смерти его матери, мой сын в полудремоте лежал на диване в своей комнате в городе Туле. Он видел, как его покойная мать лежит в агонии и как в отчаянии я тру ей руки, чтобы возвратить умирающую к жизни, что я в действительности делал.

Мой сын вскочил и, немедленно собравшись, уехал в Ригу.

Тогда, желая убедиться, видел ли он точно все, как это происходило в действительности, я нарочно указал ему неправильно то место, где в минуту агонии моей жены я стоял у ее кровати. Тогда сын взял меня за руку и повел на то место, где я в тот вечер действительно стоял, сказав:

- Здесь я тебя видел стоявшим, а не там.

- Да. - ответил я растроганно.

 

Рига, 11-ого янв. 1928 г.».

Под этим документом стоят две подписи: Абрам Герман Шейнессон. Бл. Московская 90 кв. 6. и следующее замечание, предшествующее второй подписи: «Этот факт был мне также рассказан моим мужем, упомянутым Нафтали Шейнессон». Др. мед. С. Шейнессон, ур. Гликман. 5-ого февр, 1928-ого года. Рига, Дагденская ул. 4 кв 8.

Точность видения, совпадавшего во времени и в деталях пространственного расположения тел, показывает, что чувственная иллюзия пространства уничтожилась на крыльях мига - прообраза вечности - в 7 часов вечера 1-ого марта 1915-ого года, когда перед пораженными печалью и ужасом глазами сына появилось видение умиравшей далеко от него матери.

Как свидетельствует Наполеон и подтверждает вышеприведенный факт, эти явления происходят между людьми, связанными узами дружбы или родственной любви.

Когда в 1785 г. в городе Монпелье умирал отец Наполеона - адвокат Шарль Бонапарт - из всех своих пяти сыновей и трех дочерей он вспомнил только Наполеона, тогда еще 16-ти летнего унтерофицера. Умиравший звал своего сына - Наполеона - чтобы он спас его своею «великою шпагою». (Las-Cases: Memorial de Sainte-Helиne. Paris 1823. Томе l. стр. 161).

Когда некоторое время спустя умирал дядя Бонапарта - Люсьен - окруженный всеми племянниками и племянницами, он сказал, обращаясь к Жозефу и указывая на младшего Наполеона: Ты, Жозеф, старший в семье, но вот глава семьи. Не забудь никогда Наполеона.

Последний признался, что только 9 лет после смерти отца - в битве при Лоди - ему в голову впервые пришли мысли о его исключительном предназначении и соответственная амбиция (Las-Cases: Memorial de Sainte-Helиne. Paris 1823. Томе l. стр. 193.).

В этих случаях - у отца и дяди Наполеона - момент времени расширился и превратился в чувство пространства, включившего в себе прошлое, настоящее и будущее, как это бывает, когда человек восходит на гору к видит в настоящем события, которые для людей, оставшихся стоять на равнине видны только в будущем. Наступил момент, когда время, по словам Апостола уничтожилось: оно превратилось в чувство пространства.

 

* * *

Для понимания психического мира высших измерений Фехнер, Хинтон и П. Успенский пользуются методом аналогий, столь обычным для понимания окружающего нас мира живых, одушевленных существ.

Представим себе двухмерное существо на плоскости. Это существо не сможет увидеть угла или ломанной линии. Это легко проверить, если на горизонтальной к глазам плоскости держать перед взором две спички, находящиеся под углом друг к другу: мы увидим только прямую линию. Чтобы увидеть угол нужно посмотреть сверху, но двумерное существо этого сделать не может, а потому угла видеть не будет: - необъяснимым останется для двумерного существа, заключенного в замкнутую, (для его сознания - движущуюся) линию, изображающую в его мире наши четыре стены, откуда пришли и куда уходят вещи, поднятые или опущенные из нашего пространства трех измерений. Для чувства осязания двумерного существа некоторые линии (для нас - углы) будут иметь необъяснимые для него свойства двигаться, начиная с известной точки, где начинается угол. Двумерное существо будет относить угол ко времени, будет называть угол движущейся материей. Движение, в действительности не существующее для нас, для двумерного существа будет измеряться отрезком пространства и единицами времени. Если сквозь плоскость будет вращаться колесо с разноцветными спицами, то все это движение будет восприниматься двумерным существом, как измерение цвета линии, лежащей на плоскости. Цвета для него будут приходить из будущего и уходить в прошедшее. Причина этому та, что двумерное существо никогда не в состоянии будет представить себе сегментов колеса и цвета его спиц лежащими по обе стороны его плоскости - в третьем измерении пространства. Понятие времени возникает у двумерного существа потому, что из трех измерений пространства оно ощущает только два.

Если бы душа плоского существа заподозрила наше существование и вошла в какое-нибудь общение с нашим сознанием - мы оказались бы для него высшими созданиями, предсказывающими будущие и знающими прошедшие события. Мы видели бы угол, ломанную линию и центр, что дало бы нам огромную власть в его мире. Мы могли бы сказать ему, что его «время» есть бесконечное пространство, лежащее по обе стороны его плоского мира и что в этом пространстве лежат причины всех его «явлений» и самые явления, как прошедшие так и будущие. Оно же, вероятно, никак не могло бы себе представить, что прошлое и будущее существуют одновременно в пространстве, перпендикулярном к его плоскости.

 

* * *

 

Если идея Канта верна, если пространство и время являются свойствами нашего сознания, то это должно зависеть от устройства нашего психического аппарата. Положение Канта будет доказано, если мы увидим, что число характеристик мира изменяется для субъекта в зависимости от изменения - обеднения или обогащения - психического аппарата.

Главнейшими элементами нашей психики являются: ощущение, представление и понятие.

Хотя мир состоит из трехмерных тел, ощущениями мы воспринимаем одни поверхности. Это доказано экспериментальной психологией. Мир для нашего глаза ничем не отличается от его зеркального изображения, а картину мы иной раз иллюзорно принимаем за трехмерную реальность. «Тело» - это понятие, составленное из целого ряда многих представлений путем рассуждения и опыта. Мы знаем нашей мыслью, что видим мир неправильно в самом обыкновенном смысле и беспрестанно исправляем виденное нашим мышлением. Мир не существует в перспективе, расширяющимся от нашего приближения и сужающимся от нашего удаления. Однако, мы его иначе видеть не можем. Зримый нами мир состоит, таким образом, из зрительных ощущений и представлений, исправленных и дополненных мышлением, понятиями.

Чтобы создать себе понятие об окружающих предметах, ребенок старается все ощупать. Одним зрением он этого достигнуть не может. Для этого ему нужен опыт и рассуждение. Лишь впоследствии он научается одним зрением и при помощи уже выработанных понятий различать близкие от далеких предметов и не требует луны и звезд с неба.

Не обладая мышлением, способностью при его помощи делать поправки видимому миру, мы увидели бы то, чего в действительности нет. Прежде всего мы увидели бы массу несуществующих движений. Предметы при медленной или быстрой езде поворачивались бы перед нами, бежали, наконец, догоняли бы друг друга. Мы знаем благодаря понятиям, что это не так, но мы видим это движение настолько реально, что иной раз обманываемся. Насколько мир был бы более иллюзорен, если бы мышление не помогало нам разобраться в окружающей нас вселенной!

Таким образом, при известном, - например, в детстве или душевной болезни - ограничении психического аппарата, воспринимающего мир, изменяются весь вид и все свойства вселенной При расширении же психического аппарата, к миру прибавляются новые свойства и новые характеристики. Этим и можно объяснить еще редкие, но, как я пытаюсь доказать, неоспоримо существующие факты иного, более богатого, чем обычно, восприятия мира в явлении пророчества.

Для двумерного существа наше третье измерение пространства является временем. Если допустить, что наше «время» является пространством четвертого измерения, где, подобно третьему измерению пространства для двумерного существа, пребывают все будущие и прошедшие события - пророчество становится понятным явлением. Загадочным остается только психическое состояние пророка, у которого время стало пространством по слову Апостола: «И будет время, когда времени не будет» Для пророка мир, а вместе с ним и душа его, стали вечными: моменты разных эпох, разделенные для нас большими промежутками времени для него существуют одновременно; нет ни прежде, ни потом, а только одно настоящее, вечное теперь, о чем Нострадамус и свидетельствует, говоря, что пророчество можно объяснить «из самого факта вечности, включающей в себе все времена».

 

* * *

 

Вопрос о свободе и предопределении для религиозного сознания, в котором дано переживание бессмертия души, по моему, решается в том смысле, что физическая судьба человека и народов, разыгрывающаяся в данных извечно условиях временного и пространственного мира, предопределена и не свободна. Свободно то бессмертное и вечное, что дано в опыте религиозного переживания, ибо оно и в этом мире не подвержено иллюзии законов времени и пространства, доказательством чему служит духовное явление пророчества. Эта свобода распространяется на духовный мир, но не на пространственную и временную вселенную. Жизнь в последней, очевидно, предопределена.

Это и выразил Кант, когда говорил, что нет ничего прекраснее, как добрая воля, ибо воля есть духовный мир, заключенный в самом себе и независимый от того, чего она достигла во внешнем мире, очевидно, живущем под святым и страшным знаком предопределения.

В 1931-ом году знаменитый французский ученый Шарль Рише издал книгу:

«Будущее и предсказание будущего». В первых же строках своего произведения автор просит извинения за свою смелость. «Она действительно велика, - пишет Рише, - ибо речь идет о знании будущего, страшной проблеме, которой никто не решается смотреть в лицо... И вот, изучая трансцендентальную психологию, встречаешь ряд фактов, которые доказывают, что иной раз, перед особенно одаренными индивидуумами разрывается покров будущего, и им дана возможность в молниеносном проблеске озарения взглянуть на непроницаемый фрагмент бесконечного и таинственного будущего... Это очень серьезно... Ибо если иной раз будущее бывает известно, даже частично, это потому, что оно уже предопределено. Метапсихическая наука нам доказывает на блестящих и несомненных примерах, что будущее предопределено...»

Интерес к приводимым мною пророческим документам заключается в том, что они не созданы кем либо из ученых, занимающихся этим вопросом, а изданы в форме книг несколько сот лет тому назад и хранятся в таком почтенном, имеющем столь древнюю историю, учреждении, как Парижская Национальная Библиотека, самые древние каталоги которой (с 900 п. Р. X.), сохранились до сего дня. Эти документы имеют тем большую ценность, что они трактуют об исторических лицах и событиях, этим самым как бы призывая в свидетели все человечество, что время и пространство есть иллюзия, которая при неизвестных нам еще условиях может быть духовно преодолена.

Факты предвидения будущего во всей своей остроте ставят перед нами вопрос о свободе и предопределении, в жизни отдельного человека и всего человечества.

Л.Н.Толстой, в «Войне и мире» затронувший тот же вопрос, говорит, что «присутствие хотя и не высказанного вопроса о свободе воли человека чувствуется на каждом шагу истории».

«Деятельность этих людей, - пишет Толстой о героях своей эпопеи, - была занимательна для меня только в смысле иллюстрации того закона предопределения, который, по моему убеждению, управляет историей.

«Каждое действие, кажущееся произвольным, в историческом смысле не произвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно».

Этот взгляд на историю не мешает, однако, Толстому со всею силою своего могучего гения проявлять внушительную волю своего божественного духовного мира к свершению, хотя его мир так резко отличается от всего того, что он нашел вокруг себя предопределенным в прошлом и, следовательно в будущем. И на этом примере мы видим, в чем состоит свобода бессмертной человеческой души.

«Если бы по особой неблагосклонности судьбы. добрая воля была бы совершенно лишена возможности выполнить свое намерение, если бы при ее величайшем напряжении все-таки ничего не было бы ею сделано и осталась бы только одна добрая воля (конечно, не как одно доброе желание, а как применение всех средств, какие только в нашей власти) то и в таком случае такая воля все-таки сверкала бы сама для себя, как драгоценный алмаз, как нечто такое, в чем в нем самом заключается его полная ценность». Так полагал Кант.

Этот внутренний мир настолько бывает прекрасен, что лучшие из людей во все века рисковали потерей и действительно лишались жизни во вселенной, предопределенной временно и пространственно, с целью сохранить независимый, а потому бессмертный и свободный, в глубине своей сущности духовный мир.

Смерть на Голгофе потому и поразило человечество своею красотою, что, хотя и предопределенная во времени и месте своего свершения, она была духовно свободно и сознательно прията.

Такова же была смерть Сократа, который мог воспользоваться бегством, но не сделал этого. Сократ осужденный на смерть, остался в тюрьме, чтобы показать миру, что он более свободен умирая, нежели его судьи, которые, сами несвободные от смерти и боязни ее, думали испугать и духовно поработить философа своим приговором.


Дальше

007093