Жан Ферра

НОЧЬ И ТУМАН

Их было двадцать и сто, их были тысячи, -
Голых и худых, дрожащих, в этих пломбированных вагонах,
Которые рассекали ночь скрежетом своих когтей.
Их были тысячи, их было двадцать и сто.

Они считали себя людьми, но отныне стали лишь числами -
С тех пор, как их "я" были отброшены.
Когда рука опускается вновь, остается лишь тень,
Они не должны были никогда вновь увидеть лето.

Монотонный бег, без спешки времени.
Упрямо пережить еще день, еще час.
Сколько оборотов колес, остановок и отправлений
Не переставая дистиллировали надежду.
Их звали Жан-Пьер, Наташа или Самуил,
Кто-то молился Иисусу, Яхве или Вишну.
Другие не молились, но, вне зависимости от небес,
Они просто больше не хотели жить на коленях.

Не все они прибыли к концу поездки.
Те, кто вернулись, - могут ли они быть счастливыми?
Они пытаются забыть, удивляясь, что в их возрасте
Вены на их руках так посинели.
Германцы караулили на сторожевых вышках.
Луна молчала, как молчали вы, -
Глядя вдаль, глядя в сторону.
Ваша плоть была такой лакомой для полицейских псов.

...Сейчас мне говорят, что эти слова больше не в ходу,
И что лучше всего петь песни о любви,
Что кровь быстро высыхает, впадая в историю,
И что незачем брать гитару.
Но кому по росту попытаться меня остановить?
Тень стала человеческой, и сегодня - лето.
Если было бы нужно твистовать слова - я бы твистовал,
Чтобы однажды ваши дети узнали, кем вы были.

Их было двадцать и сто, их были тысячи, -
Голых и худых, дрожащих, в этих пломбированных вагонах,
Которые рассекали ночь скрежетом своих когтей.
Их были тысячи, их было двадцать и сто.

Русский перевод: Алексей Пензенский